Оленна не была хорошей матерью. Она была абсолютно убеждена, что хороших матерей вовсе не существует. Это такое особое понятие, которое одна женщина применяет к другой, обычно, чтобы унизить и дать понять, что у нее то никогда не случится ничего подобного, ее то дитя всегда будет идеальным. Вот только идеальные дети – все те же мифические грамкины и снарки. Все мы, большие и маленькие, всего лишь совокупность чужих ошибок и собственных оплошностей. Особенно тяжело женщинам. Изначально греховные в глазах общества, с самых пеленок они стремятся ко всем искушениям, что дарует им судьба. Они не грешат чаще и больше мужчин, нет, конечно же. Но они примеряют на себя грехи, они думают о них, жаждут их, даже, если и не совершают. А это разъедает душу. Мужчины меньше думают, счастливцы. Женщины же рабы своих дум, сомнений и эмоций. Возможно, оттого так сложно двум женщинам поладить. Два слишком разных мира сходятся в одной точке бытия, и вот уже взрыв неизбежен.
- И почему Семеро не даровали мне целый выводок сыновей, что носились бы шумной гурьбой по замку, ездили бы на турниры, и не морочили бы мне голову своими слезами? – Поинтересовалась Оленна, отрешенно глядя вслед Янне, что промчалась мимо матери, заливая слезами свое чудесное васильковое платье. Статуя, что была ее единственным собеседником, так же отрешенно глядела на хозяйку Хайгардэна. Пожалуй, у нее с этим куском мрамора было гораздо больше общего, нежели с собственными детьми. Оленна горячо любила свою старшую дочь. Возможно, оттого, что она была первым ребенком, которого ей оставили злые боги. А, возможно, оттого, что Янна олицетворяла собой ту женщину, которой сама Оленна мечтала стать, но так и не смогла. Нежная, мягкая, любящая, искренняя, при том, она была умна и рассудительна. Да, и в слезы ударялась редко. Единственной, кто был способен довести ее до подобного состояния была младшая сестра. Вот уж, воистину, бич этого дома!
Вдова бросила последний взгляд на безупречную холодную красоту статуи, и развернулась в ту сторону, откуда так поспешно сбежала Янна.
Остановившись перед покоями Мины, она поправила, сползавшую с плеч, шаль, немного помедлила, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, выдохнуть его всей силой легких и, наконец, излучая невозмутимое спокойствие, толкнула дверь.
Мина опустилась в поклоне. Оленна молча сопроводила это действие равнодушным взором.
И почему девчонка каждый раз стремится стать затычкой в каждой бочке? Почему она не может просто сидеть на своем чертовом острове со своим муженьком? Мало мне его и тех проказ, что они с детства устраивают с Мейсом! Надо было отдать ее замуж за какого-нибудь северянина; за одного из тех нелюдимых бородачей в звериных шкурах, что монотонно бубнят вслед за Старками, что зима, дескать, близко.
- Слышала, ты снова затеяла скандал со своей сестрой, - Тирелл обошла дочь, будто та была предметом мебели, и подошла к внукам. Малыши потешно суетились, тянули в рот оборки на своих рубахах из тончайшей материи и морщили крохотные носики. Они были истинными Редвинами: медовые волосы с рыжинкой, светлые глазки и алебастровая кожа. Такими же, как их отец, или бабка, и мать. Мина лицом пошла в Оленну, разве что в волосах ее было больше золота, чем меди. – Я ведь уже, кажется, говорила и повторяла, что не потерплю этого в своем доме. Здесь ты находишься на правах гостьи, но продолжаешь вести себя так, словно имеешь право хоть на один камень Хайгардэна. Мало мне, что каждая служанка считает своим долгом донести на тебя жалобу, да рассказать, как ты груба и своенравна.
Оленна взяла на руки одного из близнецов. Она их совершенно не различала, потому и не знала, какого именно. Кроха принялся с интересом изучать ее ожерелье, касаясь крохотными пальчиками ключицы.
На удивление, недолюбливая дочь, леди Тирелл при том любила внуков. Конечно, в любимчиках у нее числился Уиллас, но и Гарлану, и близнецам доставались не менее дорогие подарки и редкие, но ценные минуты внимания Королевы шипов. С неумолимым течением времени в ней просыпалась сентиментальность, которую, казалось, она давно похоронила вместе со своими пятью детьми. Глуп мужчина, что сказал однажды «мертвый младенец, не важно родившийся мертвым или умерший впоследствии, забывается, когда рождается дитя крепкое, здоровое, живое». Сердце матери никогда не забывает своих детей.
Все эти потери сделали и без того жесткую, язвительную Оленну еще более черствой. Словно защищаясь, она все плотнее закрывала двери в свое сердце, израненное глубокими, кровоточащими шрамами. Сначала она потеряла мужчину, которого любила (по своей воле, но оттого и больнее), затем один за другим погибли трое ее детей. Янна была благословением, и Оленна навек запомнила каждый миг ее детства и взросления. Как тряслась она над ней, как боялась, что отберет Неведомый и ее ненаглядную малышку. Затем был Мейс. Она почти поверила, что теперь снова все будет хорошо. Но следующие двое малышей, скончавшиеся вскоре после рождения вновь вернули ее к тоскливому отчаянию, которому Оленна предавалась в одиночестве, не позволяя кому-либо видеть свою боль. И вот Мина. Она попрощалась с ней сразу же, после рождения. Не позволила себе впустить ее в сердце и на миг, чтобы оно не разбилось окончательно. Месяц, другой, год. Оленна все ждала, когда же ей снова скажут: «Простите, миледи, но ваше дитя только что скончалось». Но Мина продолжала жить. А Оленна продолжала, по привычке, держать свое сердце запертым. Замкнутый круг, который и привел их сюда, в эту комнату, где меж ними высилась невидимая стена обид и непонимания.
