[indent]
В последний день турнира небо было ясное. Чистое, как слеза.
Солнце изгнало даже легкие перистые облака и синева, идеальная, невероятно насыщенная, заполнило всё над головой, пролилась светом на землю ярким, солнечным. Он танцевал на длинном турнирном копье, на кроваво-красных рубинах и черной стали доспехов.
Подумать только, как красиво бывает весной...
Согревало тепло людей, улыбки мерцали на лицах и ветер путался в волосах юных девушек, что смотрели и хлопали в ладоши, когда побеждали их избранники, те, кому они отдали свой платок в знак отличия.
У меня тоже был такой. Желтый, с алым солнцем пронзенным копьем и Элия хотела повязать мне его на руку, да вот только слишком широкий был обхват запястья облаченного в металл. Пришлось крепить его к мечу, путать желтый с черным и смотреть на улыбку супруги, тихую и взволнованную. Будто я на смерть уходил.
А ведь был всего лишь последний день турнира и сколько копий преломили в предыдущие дни? Лишь пара лошадей полегло, да некоторые рыцари отделались сломанными ногами и руками. Ничего жуткого. Я успокаивал дорнийскую принцессу, гладил по руке и тихо улыбался. Все это глупости. Как там говорят? Мы - Драконы. Нас не сможет уничтожить пламя и сталь тоже не возьмет. Меня хранит солнце и северный ветер, у меня свернулись рубины на груди и в Семи Королевствах мало рыцарей, что способны меня победить. А те кто может, разве станут намеренно причинять вред своего принцу?
Я не боялся за жизнь.
Кому суждено умереть - тот умрет. И мой черед тоже придет. Вот только не сегодня.
Но Элия все равно волновалась. Теребила край вышитого рукава, вертела на пальцах кольца и ветер путался в ее черных волосах, нес на невидимых волнах ароматы специй и красных апельсинов. А когда затрубили трубы, возвещая начало последнего турнирного дня, она вздрогнула и побледнела. Но ее удел - подчиниться. И женщина не имеет права остановить меня, как и я сегодня не имел права проиграть.
[indent]
Я обещал вчера.
При звездах и луне, при тысячах молчаливых свидетелей с неба, перед богами Старыми и Новыми, я обещал, что не проиграю и никто не сможет остановить меня, никто не собьет с коня, никто не прольет моей крови. И та, что слышала обещание, тоже смеялась взволнованно, боялась поверить, а пуще всего просто боялась не верить. Тоже сжимала в пальцах мою руку /большего не позволено/, тоже смотрела огромными глазами в которых буря и грозы, да сделать ничего не могла. Мне тогда впервые подумалось, что женщины любят волноваться понапрасну, переживать из-за мелочей, когда настоящая беда вот-вот постучится в двери...
[indent]
И моей бедой была бы разлука с Вами, Лианна Старк.
[indent]
Но последний день турнира выдался солнечным и ясным. Я загадал тогда, что если солнце не исчезнет с небосклона до заката, значит победа будет моей.
Так и вышло.
Грянул гром преломленнных копий сотни раз, тысячи молний впивались в землю деревянными щепками, а солнце сияло над головой и казалось удивительно ярким. И когда упал со своего коня сир Барристан, а я выдернул меч, собираясь продолжить бой пешим, он только поднял вверх руки.
- Вы победили честно, Ваше Высочество. А сражаться с вами сейчас мне помешает клятва.
Он был прав.
Селми - белый рыцарь и поднимать меч на того, кого обязан защищать - преступление, а сражаться в пол силы - оскорбление для меня самого. Лучше признать победителем драконьего принца и вместе с остальными ожидать коронации.
[indent]
Я снял шлем с головы и бросил в руки оруженосца.
Люди взревели бурей голосов, громом гремели аплодисменты и кидали леди на землю свои платки, привлекая внимание. Трубили герольды, знаменуя мою победу и над всем этим солнце благословенное гордо сияло. Было все равно, что после десятка с лишним поединков, тело казалось деревянным, что после того, как Эртур попал в меня копьем, ребро, быть может, треснуло и вдохнуть воздух было в тысячу раз сложнее, чем на коне удержаться в тот момент. О нет, ничто не казалось важным, когда вложили венец из зимних роз мне в руки и замерли люди, ожидая кого Рейгар Таргариен наречет Королевой Любви и Красоты.
Сердце стучало в ушах.
Когтистой драконьей перчаткой трудно было не сжать нежные лепестки роз слишком сильно. А проехать мимо Элии Дорнийской, оказалось почему-то совсем не сложно. Быть может просто сомнений не осталось более? Быть может всё дело в безумии, что родилось с приходом весны в Речные земли, а быть может это просто конь сам нес мимо всех, следуя лишь за моей мыслью, за желанием оказаться подле той, кому обещал свою победу.
Но люди затихли, когда я подъехал к ложе Старков. Люди затаили дыхание, когда венок с синими розами упал на колени леди Лианны и улыбки умерли в тот миг. Задохнулись они в самом горле. Захлебнулись удивлением.
Мне было все равно.
За спиной спину прямо, словно палку проглотила, держала Элия Мартелл, тихо улыбалась и голову поднимала высоко. Смотрел с недоверием и угрюмым недовольством Рикард Старк, гневно сжал кулаки Роберт Баратеон. А я лишь мгновение удерживал взгляд на Лианне, танцевал свет в серебре волос, танцевал свет в Ее глазах. 
[indent]
И если нам суждено расстаться, так давайте сохраним это мгновение навсегда в своей памяти, леди Лианна.
[indent]
Она тонкими пальчиками касалась нежных лепестков, когда я уезжал с турнирного поля. Она гладила северные розы, что так сильно любила и мне почудилось, будто в спину дохнуло ароматом зимних яблок, алых как кровь, сладких как вино.
"Не бойтесь, это всего лишь яблоки из Винтерфелла. Их выращивают в оранжереях даже в самые холодные зимы. Они хранят в себе стойкость севера и сладость лета. "
Я улыбнулся лишь раз, удаляясь с турнирного поля, но вкус сладости сменился горечью.
Завтра на заре королевский двор покинет Харренхолл и навсегда исчезнет яркое солнце, весеннее небо и моя Лианна. Растворится в дыме костров и утреннем тумане ее облик, я забуду ее лицо, а Элия простит меня за глупую выходку. И, быть может однажды, через пять или десять лет, мы увидимся вновь. Быть может на моей коронации или в честь какого-нибудь праздника, я посмотрю на Лианну Баратеон и мы улыбнемся друг другу, вспомнив со смехом ушедшие времена. Она исчезнет из моей головы и не будет никаких больше песен, способных заставить плакать храбрую волчицу, что хранит в себе стойкость севера и сладость самого жаркого лета.
И только сир Эртур сказал мне, когда оруженосцы помогали снять тяжелые доспехи. Сказал тихо и слишком серьезно, что эту историю будут помнить очень долго.
Я неумело пошутил, что может даже напишут песню про Дракона и Волчицу?
Дейн передернул плечами, а я поправил край своего плаща.
Чтобы прощания стали легкими, надобно никогда не покидать друг друга. А иначе всё равно горько.
[indent]
Стихнет шепот песочных часов,
Выскользнут в море алмазные четки
Ты — мой самый несбыточный сон
[indent]

Солнце угасло и опустилось за лесом.
Элия даже не обернулась, когда я вышел из нашего шатра, только сжала свои руки до боли, до алых синяков и губу закусила до крови.
Я ничего не стал говорить ей. Что я мог сказать?
Все мы, порой, влюбляемся, да только не в тех, кого нужно, не так ли?
Помню как сказал мне однажды Эймон, кратким визитом посетив столицу, что все мы люди и боги создали нас для любви. В ней наше величие и наша трагедия. Но драконья любовь - всегда трагедия, потому что нам она никогда не принадлежит. Мы разменяли все что у нас было на Железный престол, на одежды из черного бархата с алым подбоем, на благородную кровь древней Валирии, чтобы при взгляде на нас, люди всегда знали - мы родственны драконам, а не людям и кровь в нас другого порядка.
Что еще остается? Боги решили, что для Таргариенов этого и так с избытком, стоит отобрать у них любовь за размен короной, стоит поцеловать их Безумию, за размен величия. Так и живем. Бурлит в жилах кровь как огонь, бьется в мыслях черной отравой сумасшествие и по ночам нас посещают провидческие сны. У меня тоже так было. Я видел сон.
В нем среди белых снегов распускалась прекрасная синяя роза и роса дрожала на нежном бархате лепестков. В том сне, в моих руках был венец из этих зимних цветов, а когда я положил его в снег, тот напитался кровью.
Вот и сбывается всё.
Судьбу не остановишь, не так ли? И все пророчества однажды сбываются? И мое сбудется?
Я хочу загадать себе, что если кровь не прольется в будущем, значит более никогда не поверю в легенды, забуду все предсказания и, быть может, безумие не будет ждать меня в тени как отца.
[indent]
Но прежде чем это случится, мне просто надо попрощаться и увидеть Лианну в последний раз.
[indent]
И искать ее совсем не нужно. Я знаю куда она придет. Куда не сможет не прийти.
Гиперион сам выводит меня на знакомую полянку в лесу, мирно жует молодую траву, когда я привязываю могучего коня к дереву, только ухом всё водит, будто тоже кого-то ждет. А я сажусь на поваленное дерево, взглядом окидываю примятую траву, где так недавно сражался с Лианной на мечах. Она дралась неумело и храбро, с азартом и огнем в глазах, ни за что не хотела признаваться зачем леди всё это, чью честь отчаянно рвалась защитить. Тут и красила она легкий щит с чардревом, тут смеялась и дарила яблоки. А теперь ночь кругом и костры сегодня горят приглушенные в лагере, кто-то шепчется, вспоминает сегодняшний день, вспоминает победы и поражения, вспоминает венок северных роз в руках чужой невесты.
Я опускаю голову и едва ли откликаюсь на чужие шаги.
Чувствую чужое присутствие сердцем и сердцу отчаянно хочется откликнуться. Но я молчу и смотрю на далекие звезды, безмолвные свидетели всех человеческих клятв. Они вчера мне победу пообещали. И слово свое выполнили.
[indent]
- Я ждал что Вы придете. И не верил в это. - Взмахиваю рукой, подзывая девушку, жестом предлагаю ей сесть рядом, как садилась она уже не раз. - Посидите со мной, Лианна. Мы расстанемся вскоре и я Вас больше не увижу. Все бы сказали, что так оно к лучшему.
Сжимаю зубы чуть ли не до скрипа, но все еще смотрю куда-то и ничего не вижу перед собой. Только ночь и тьма. Даже хищных волчьих глаз нет там, не слышен и вой бродячей стаи, что следовала с севера за Старками из Винтерфелла.  Только тьма в этой ночи и никакого света. Всю ту жизнь я провел с ней бок о бок и никогда не тяготился этим. Спал под звездами в руинах Летнего Замка, слушал шум тревожных деревьев над головой, мне призраки пели горькие сказки о прошлом, у меня под ребрами, у самого сердца, тени плясали и холод был такой, что руки обжечь можно. И вот пришла волчица с Севера с пламенем в груди живым и ярким. Зачем только? Мне же заново придется учиться обходиться без пламени.
[indent]
Что тянуть прощание?
[indent]
- И Вы так считаете? - Я горько улыбаюсь, свет луны серебристой падает на лицо, встает она плавно над вершинами деревьев и сияет все ярче. От того лишь темнее кругом становится.
Быть может Лианна Старк уже тысячу раз прокляла этот турнир за то, что повстречалась на нем с драконами. Быть может прокляла род Таргариенов за старые страшные сказки про пламя и кровь, за легенды про принцев их и за то, что врут они всё.
Если бы я только не был женат, если бы только встретились мы чуть раньше... Разве не случилось бы всё у нас лучше?
Но Боги милосердием не отличаются. Они воевать призывают или смиряться. В справедливость их верить не получается. А вот в жестокость и злые шутки возможно.
И, быть может, стоит быть благодарными, что трагедий не случилось? Что в мире Семь Королевств и что мир этот мне с годами защищать придется. И нет во всем этом никаких бед, не о чем горевать и печалиться. Не в первый раз чужая любовь на смерть обрекается. Наша, хоть, не прозвучала даже. Оно и к лучшему. Повторять себе это приходится часто.

Мне говорили: "Увидишь, и в горле затихнет звук,
Кудри черные обволокут плечо,
И дракон, что живет в позвоночнике, тут же расправит крылья
И опустит голову на твои ключицы"...
[indent]
Ночь пролитым вином дорнийским, черным и густым, будто кровь из самого сердца, растеклась по землям, в горло затекла, разум помутила.
Разве есть что-то важное на этом свете, кроме души человеческой, кроме счастья и радости, кроме шелка волос твоих темных, дыхания сбитого, сердца биения частого? И я не слухом острым и не глазом различаю твои движения. У меня только что-то внутри натянутыми струнами к тебе тянется, тронешь одну - и запоет надрывно и горько, раны откроет не заживающие...
[indent]
И Лианна подходит тихо, садится покорно.
Мне бы улыбнуться и припомнить, как совсем недавно размышлял может ли гордая храбрая волчица вдруг стать мягкой и кроткой, не рычать на всех встречных, не рваться в бой куда-то. И боги ревнивые и завистливые, услышали мысли глупые, кинули их под ноги и сказали: "На! Забирай! Смотри!". Вот она - покорная и тихая, чуть ли слезы в глазах-озерах не дрожат, запястья тонкие сама себе чуть ли не выкручивает и голос дрожит и срывается, хотя хочется девушке казаться храброй да стойкой, что никакие ей драконы ни по чем и весь мир не может зла причинить желаниям ее. Весь мир, вся семья, что дитя свое любит, сбережет, сохранит, в обиду не даст и всегда поможет во всем. Да только волчице любимой в мелочах потакать можно, а не тогда, когда она, расхрабрившись, вдруг и правда начнет показывать свои истинные желания и мечты. Тут бы цепь затянуть потуже, из дома не выпускать, хранить за стенами толстыми, каменными, чтобы голову к небу поднять не смела, чтобы не искала среди облаков и гор чьи-то тени крылатые, что под солнцем летают. Но разве удержишь? Разве остановишь? Душа юная, душа прекрасная поет и несется навстречу неизведанному, смеется любым бедам в лицо, и даже богов этим злит. А богов злить нельзя, они завистливы и жестоки, они не терпят людского неподчинения, карают за неповиновение, самые сильные желания разрушают легким мановением руки своей.
[indent]
А драконы их злят пуще волков.
[indent]
Подарили когда-то боги им силу, крыльям - ветер, да пожалели горько о том. Всё сделали, чтобы величие, которое им люди смертные приписали, растворилось в пепле и дыме, истаяло на ветру, что когда-то крыльям ветер дарили.
Нет, не нравится богам людей любить и заботиться о них. Лишь играть им хочется с жизнями чужими, улыбаться, когда боль их терзает.
[indent]
И я тоже улыбаюсь. Что остается? Пусть взирают на нас боги своими глазами-звездами и в порыве злобы ногами топчутся, грозы вызывают. Улыбаться только и остается, раз больше ничего не достанется. С турниром этим исчезнет Лианна, и шелк волос ее, растает с туманами утренними аромат кожи нежной и все розы мира зачахнут в тоске. Только песни останутся, напитает их горем доверху проклятая арфа со струнами серебряными, выплеснет всё наружу и станет от этого в мире на чуточку меньше тепла.
И время бы остановить, чтобы ночь не кончалась. Пусть плещется кругом, тенями своими путает, только бы не рассвет, не утро слишком яркое и живое, что расставание нам пророчит. Да только время глупое никуда не торопится, а все же бег свой не замедляет, назад повернуться не хочет, капризничает, рвется куда-то. Ему-то что? У него впереди истории новые, новые победы и поражения, сотни зим и вёсен, тысячи самых различных дней. И плевать ему, беспощадному, как смертные за него цепляются, как хотят пальцами окровавленными впиться в него, задержать хоть за край плаща ускользающего.
Если бы время вспять повернуть можно было, то ничего совсем не изменится.
Я понимаю это, когда Лианна тихая говорить начинает.
Что бы я сделал? Как бы справился с собой? Встреча наша богами была обещана и слово они свое держат. Начнись снова турнир харренхолльский  я вновь пришел бы на эту поляну, повстречался бы с волчицей северной дракон южный  и опять не смог бы глаз отвести от нее.
Я над судьбой своей больше не властен.
[indent]
Смешно это. Так ли себя чувствовал Дункан Таргариен, когда Дженни свою увидал? Нарушил все договоры родительские, отказался от дочери Штормового Лорда за чужие глаза дикие, за душу яркую. Увидел Принц Стрекоз Дженни и даже корона показалась ему тягостной и ненужной, слишком дешевой, чтобы купить его чувства. Иногда и мир весь отдать не жалко, ради того, чтобы с кем-то быть вместе. Да вот только что стало с Дунканом и любовью его? Я бы расспросил принца как он смывал кровь с пальцев своих, как мог отцу в глаза смотреть, когда свадьба кровавой данью была выплачена? Как он по ночам спал, зная сколько людей полегло за их любовь?  Но промолчит Принц Стрекоз, промолчит и его Дженни. Призраками усталыми они пройдут по руинам замка сгоревшего и любовь их яркая только пеплом на старые камни осядет. Чем сильнее любовь, против которой боги играют, тем большей ценой она окупается. Что же с нашей будет?
И Лианне совсем не стоило приходить сюда, идти на поводу у меня, слушать голос мой и арфу отравленную. Ей бы бежать, уши зажать ладонями, спрятаться за мощную спину жениха своего , молотом боевым его стать защищенной. Но разве слушается волчица? Разве хоть кого-то она слушается? Разве что сердце дикое ей диктует шаг каждый и не спорит она с ним, идет на поводу и каждый шаг тот бедой оборачивается.
Мне бы наплевать на это. Забрать ее от всего мира и никогда никому не отдавать, тем паче Роберту. Да разве я могу?
Быть может глупо свои чувства сравнивать с чувствами предка драконьего? У него смелости хватило против мира пойти. А у меня хватит?
За спиной Железный Трон, Король Безумный и лорды Великие, что готовы признать Рейгара Королем. Да только чтобы сделать это, им не новый раздор нужен, а Лианна Старк им и является.
Что же дороже?
[indent]
Я ответ озвучить боюсь, потому что знаю - одно слово ее и сам себя остановить не смогу. Проще притвориться, удержать чужую честь от своей подальше.
Только девушка сама ко мне в руки бросается. Плачет и к груди прижимается. И оттолкнуть ее рука никогда не поднимется.
Я притягиваю ее к себе крепче, целую темные волосы, лоб горячий и слезы соленые, что море, одежды черные напитывает.
Лианна очень хотела бы казаться смелой и отважной. Но вот только самым отчаянным храбрым волчицам порой заступник нужен.
И я глажу девушку по щекам, стираю пальцами слезы ее.
[indent]
Как утешить ее? Что сказать?
Вороны над головой кричат хрипло и надрывно, крыльями ветер гонят и листву молодую, о беде большой во все концы трезвонят. Их крики в воздухе перезвонами мечей, ударами молний, а я слышу только дыхание Лианны срывающееся. Она слезы глотает и сильной быть желала бы. Но только пальчики лишь крепко в плащ черный впиваются, держат так, что не оторвать. И я поднимаю ее лицо к себе, целую нежно скулы бархатные, на губах горький привкус ее отчаяния стынет.
Никогда не умел успокаивать.
И сердце чужие слезы не трогали.
Только Её мне видеть все-таки больно, в глазах северных дождь ненастный развеять хочется, чтобы солнце сияло. Да только ночь повсюду вином дорнийским расплескалась темнее самой густой крови.
[indent]
- К чему скрывать? Я люблю Вас. Мне крыльями ветер Ваш стал. Разве можно лишиться этого и стать счастливым?
[indent]
Целую лоб Лианны, касаюсь губами бережно, ласково. С такой нежностью, трепетом, к ликам святых не льнут.
Она краше всех Дев, которым молитвы воздают, сильнее Воина, горит огнем своим так, что кожу обжигает. Ее в своей памяти кинжалом из валирийской стали вырезать, чтобы навечно в нем отпечаталась, чтобы каждое воспоминание горело в памяти, по ранам кровоточащим, глубоким бороздам, чтобы навечно сохранить ее у самого сердца и не отпускать никогда.
[indent]
Но больше не будет звонкого голоса, стали крепкой движения, когда волчица меч поднимет. Больше не станет она смотреть на меня, плакать горько от песен пустых и слишком печальных. Она унесется на север, ее бури и грозы укроют, небо штормовое, дожди ливневые. Под ними и драконьим глазам силуэт не различить. А мне останется только эта память и пустые ладони.
[indent]
Поднимаюсь с дерева, да только затем, чтобы склониться на колени перед девушкой, взять ее руки в свои и прижать к своим губам.
Чужую любовь, как цветок невинный и дикий, беречь приходится, а своих чувств мне не жалко.
[indent]
- Первая любовь самой сильной считается и короткой, как самое жаркое лето. Лианна, ты юна еще. Пройдет и забудется вскоре. - У нее запах роз зимних, в глазах еще слезы стоят. Волчица их гонит прочь со злобой, с отчаянием и мне бы радоваться, что в ее мыслях так крепко я высечен пением арфы серебряной, кровью драконьей, что кипит и жжется под кожей. Да только ли бывает радостно, когда кто-то дорогой тебе плачет, когда душа беспокойная ее рвется и мечется, что птица в кустах терновых, колючих? Ее бы сберечь, укрыть платком шелковым, крыльям легким отдых дать, от всех бед спрятать, от будущего туманного. Но у меня за спиной нет тепла и уюта, толстых каменных стен, где безопасно блуждать ночами. У меня Драконий Камень и Замок Красный, стены, что шепотом полнятся, завистливыми взглядами и лживыми речами. Разве место там северянке дерзкой и слишком честной? Разве место северной розе среди сорной травы, что по весне вырастает. Ее не от Роберта беречь надо, а от Таргариенов. Но у братьев ее такое не вышло, не послушалась Лианна их слов. А моих послушается? - И принц Рейгар Таргариен будет казаться тебе далеким и холодным, совсем не подходящим для Лианны из дома Старк.
[indent]
Я несчастной тебя сделаю.
За мной по пятам смерть ходит, призраки хороводы водят, и люди говорят про молодого дракона, что он красив и добр, да только печален.
Меня Элия любила, но чувства эти тяжким бременем стали, печалью ее глаза заволокли. И ты такой будешь, истает ветер северный, увянут розы в саду Винтерфелла и волки в лесах королевских не воют, а если и выли бы, так с Красного Замка разве услыхать их?
[indent]
Роберт позаботится о Лианне, он счастливой ее сделает, своей любовью окружит и сделает все, чтобы и она в ответ влюбилась в него. Пройдет время - и все забудется, память не умеет хранить до мельчайших деталей мгновение каждое, я знаю, рано или поздно, но покроет твои черты снег зимний, пыль осядет на ранах, что казались глубокими. Все пройдет. Думать так хочется сильно, да только глаза закрываешь - и помнится образ волчицы северной слишком отчетливо, каждая прядь волос, драгоценные камни в прядях темных, вышивка на ткани одежд.
В чем же беда?
Лианна забудет меня со временем, а я ее образ превращу в песни, их услышат во всех концах Королевской Гавани и женщины будут плакать над ними. Про Дракона и Волчицу споют они, про принца Стрекоз и Дженни, про каждую любовь, что умерла прежде срока своего.
[indent]
Поднимаю глаза и смотрю на Лианну,  чтобы навеки запомнить, чтобы никакие боги ее образ у меня не отняли, раз все остальное так легко, без борьбы, забирают.
Как солгать Ей? Что сказать, что бы беду, грозовыми тучами над нами нависшею, остановить?
Мне венец синих роз виделся и снег цвета крови алой.
Я люблю тебя, Лианна Старк. Только на беду это нам обоим. Боги жестокие, на Таргариенов монету кидают, будущее нам выбирают. А сами мы властны лишь над самым малым...